diff --git a/frontend/static/quotes/russian.json b/frontend/static/quotes/russian.json
index 383fa98a0..e867871ab 100644
--- a/frontend/static/quotes/russian.json
+++ b/frontend/static/quotes/russian.json
@@ -6576,6 +6576,66 @@
       "source": "А. С. Пушкин - Полтава",
       "text": "Тиха украинская ночь. Прозрачно небо. Звезды блещут. Своей дремоты превозмочь не хочет воздух. Чуть трепещут сребристых тополей листы. Но мрачны странные мечты в душе Мазепы: звезды ночи, как обвинительные очи, за ним насмешливо глядят. И тополи, стеснившись в ряд, качая тихо головою, как судьи, шепчут меж собою. И летней, теплой ночи тьма душна как черная тюрьма.",
       "length": 366
+    },
+    {
+      "id": 1151,
+      "source": "Ф. Скотт Фицджеральд - Великий Гэтсби",
+      "text": "Почти пять лет! Были, вероятно, сегодня минуты, когда живая Дэйзи в чем-то не дотянула до Дэйзи его мечтаний, - и дело тут было не в ней, а в огромной жизненной силе созданного им образа. Этот образ был лучшее ее, лучше всего на свете. Он творил его с подлинной страстью художника, все время что-то к нему прибавляя, украшая его каждым ярким перышком, попадавшимся под руку. Никакая ощутимая, реальная прелесть не может сравниться с тем, что способен накопить человек в глубинах своей фантазии.",
+      "length": 494
+    },
+    {
+      "id": 1152,
+      "source": "Ф. Скотт Фицджеральд - Великий Гэтсби",
+      "text": "Гэтсби верил в зеленый огонек, свет неимоверного будущего счастья, которое отодвигается с каждым годом. Пусть оно ускользнуло сегодня, не беда — завтра мы побежим еще быстрее, еще дальше станем протягивать руки… И в одно прекрасное утро… Так мы и пытаемся плыть вперед, борясь с течением, а оно все сносит и сносит наши суденышки обратно в прошлое.",
+      "length": 348
+    },
+    {
+      "id": 1153,
+      "source": "Ф. Скотт Фицджеральд - Великий Гэтсби",
+      "text": "Говорят, душевные раны рубцуются - бездумная аналогия с повреждениями телесными, в жизни так не бывает. Такая рана может уменьшиться, затянуться частично, но это всегда открытая рана, пусть и не больше булавочного укола. След испытанного страдания скорей можно сравнить с потерей пальца или зрения в одном глазу. С увечьем сживаешься, о нём вспоминаешь, быть может, только раз в году, - но когда вдруг вспомнишь, помочь всё равно нельзя.",
+      "length": 437
+    },
+    {
+      "id": 1154,
+      "source": "Ф. Скотт Фицджеральд - Великий Гэтсби",
+      "text": "Молодость - как тарелка, горой полная сластей. Люди сентиментальные уверяют, что хотели бы вернуться в то простое чистое состояние, в котором пребывали до того, как съели сласти. Это неверно. Они хотели бы снова испытать приятные вкусовые ощущения.",
+      "length": 248
+    },
+    {
+      "id": 1155,
+      "source": "Ф. Скотт Фицджеральд - Великий Гэтсби",
+      "text": "Самопожертвование, как высокая выборная должность, как унаследованная власть, для каких-то людей, в какие-то моменты - роскошь, но влечет оно за собой не гарантию, а ответственность, не спокойствие, а отчаянный риск. Собственной инерцией оно может толкнуть к гибели, - спадет эмоциональная волна, породившая его, и человек навсегда останется один на голой скале безнадежности.",
+      "length": 376
+    },
+    {
+      "id": 1156,
+      "source": "Джек Лондон - Мартин Иден",
+      "text": "Во мне столько всего, о чем я хочу сказать. Но все это так огромно. Я не нахожу слов, не могу выразить, что там внутри. Иногда мне кажется, весь мир, вся жизнь, все на свете поселилось во мне и требует: будь нашим голосом. Я чувствую, ох, не знаю, как объяснить… Я чувствую, как это огромно а начинаю говорить, выходит детский лепет. До чего трудная задача – передать чувство, ощущение такими словами, на бумаге или вслух, чтобы тот, кто читает или слушает, почувствовал или ощутил то же, что и ты. Это великая задача.",
+      "length": 518
+    },
+    {
+      "id": 1157,
+      "source": "Джек Лондон - Мартин Иден",
+      "text": "Сталкиваясь с жизнью, в самых разных ее обличьях, кружась в изменчивом ее водовороте, Мартин усвоил одно правило: когда играешь в незнакомую игру, первый ход предоставь другому. Правило это выручало его тысячи раз, да в придачу отточило его наблюдательность. Он умел приглядываться к тому, что незнакомо, и дождаться, когда обнаружится, в чем тут слабость, где уязвимое место. Все равно как в кулачном бою пробными ударами пытаться обнаружить слабину противника. И обнаружив ее, – этому его научил долгий опыт – использовать ее, использовать вовсю.",
+      "length": 548
+    },
+    {
+      "id": 1158,
+      "source": "Джек Лондон - Мартин Иден",
+      "text": "Он приходился ко двору везде, куда бы ни попал, всегда и везде оказывался общим любимцем, потому что в работе ли, в игре ли он оставался верен себе, всегда был готов и умел воевать за свои права и требовать уважения. Но нигде он не пустил корней. Им всюду были довольны те, кто рядом, но сам он вполне доволен не бывал. Не было в нём покоя, вечно что-то звало и манило его, и он скитался по жизни, сам не зная, чего ищет и откуда зов, пока не обрёл книги, творчество и любовь.",
+      "length": 476
+    },
+    {
+      "id": 1159,
+      "source": "Джек Лондон - Мартин Иден",
+      "text": "Мечта о любви была для него важнее мечты о знании. Мир казался удивительным вовсе не потому, что состоял из молекул и атомов, подчинявшихся действию каких-то таинственных законов, – мир казался удивительным потому, что в нем жила Руфь. Она была чудом, какое никогда раньше не являлось ему даже в мечтах.",
+      "length": 303
+    },
+    {
+      "id": 1160,
+      "source": "Джек Лондон - Мартин Иден",
+      "text": "В устах этих людей ожили книги, которыми он зачитывался. Они говорили страстно, увлечённо. Мысль горячила, их, как других горячат алкоголь или гнев. Философия перестала быть сухими печатными строчками из книг легендарных полубогов вроде Канта и Спенсера. Философия ожила, воплотилась вот в этих двоих, наполнилась кипучей алой кровью, преобразила их лица.",
+      "length": 355
     }
   ]
 }